«Герой Победы» Василий Тихонович КАСАТКИН - отец младшего судебного пристава по обеспечению установленного порядка деятельности судов отделения судебных приставов Калманского района Валерия Касаткина

Мой отец, Василий Тихонович Касаткин, родил­ся в 1927 году. Участник Вели­кой Отечественной войны. В Красную Армию призван Топчихинским РВК 27.11.1944 года. В ка­честве радиста служил в действу­ющей армии на Дальнем Вос­токе, в составе второго Дальневосточного фронта, 5 гвардейского стрелкового корпуса, где шла война с милита­ристской Японией. По оконча­нии боевых действий до 1951 года находился на военной службе. Вернувшись на родную Калманскую землю, работал в рай­коме комсомола. В 1956 году переведён инструктором в рай­ком партии. А с 1957 года на­чинается его журналистская деятельность в районной га­зете "Заря" литсотрудником. Многие годы был заведующим сельхозотделом в редакции газеты, справлялся с обязан­ностями радиоорганизатора. Трудился в газете до 1987 года - до выхода на заслуженный отдых. 30 лет своей трудовой дея­тельности мой отец, бывший фронтовик, посвятил журналистскому делу. Работу свою любил всей душой, кол­леги его вспоминают добрым словом, как истинного газетчи­ка и порядочного человека. Сейчас его нет в живых, но вот его воспоминания о фронте. И для меня воскресло вновь... В конце апреля 1945 года нам, тогда ещё молоденьким 18-летним солдатам, выдали но­вое, с иголочки, обмундирова­ние: гимнастёрки, галифе, анг­лийские светло-зелёные шине­ли, кирзовые сапоги, плащ-па­латки, вещевые мешки - и пре­дупредили, что скоро мы попа­дём на фронт. Итак, прощай за­пасной полк и связанная с ним жёсткая муштра, бесчисленные учебные тревоги и марш-броски, лишения и невзгоды. Спали мы вповалку на двухэтажных нарах, кормили нас впроголодь. Единственным­ желанием было хоть раз за день наесться досыта. Правда, грех в то время было обижаться на это. Многолетняя война обескровила, разрушила полстраны. На полях и фермах работали старики, женщины, подростки. Старались они в пер­вую очередь накормить фронто­виков, а нас уже потом, что дос­танется. Планировали отправить наш полк штурмовать Берлин. Но с этим и без нас управились. Тог­да мы в эшелоне, в товарных ва­гонах, двинулись на Дальний Восток. Мне раз пять приходи­лось пересекать расстояние до г. Владивостока, и всегда я вос­хищался красотой тех мест. Впе­чатляет озеро Байкал. Поезд огибает его почти сутки. Раскрыв глаза, мы созерцали водоём с кристально чистой водой. Паро­воз "нырял" то в один, то в дру­гой туннель. Их тогда насчитыва­лась более пятидесяти. От города Улан-Удэ мы повернули на юг и долго простояли в Чите. Здесь сменилась паровозная бригада, а потом мы вновь покатили и не­заметно подъехали к монгольс­кой границе. В детстве я наивно предпо­лагал, что граница между двумя государствами огорожена чем- то вроде частокола или колючей проволокой. Ничего этого, конеч­но, не было. В действительнос­ти наш эшелон незаметно пере­сёк границу, и мы высадились в монгольском городе Баян-Тумэн (ныне г. Чойбалсан), здесь нас разместили в населённом пункте Тамцак-Булак, расположенном недалеко от реки Халхин-Гол. Именно там в свое вре­мя наши войска под командо­ванием тогда ещё комкора, впоследствии прославленного полководца, маршала Г. Жуко­ва наголову разгромили японс­кую армию. Отмечу, что местные жители встречали нас тепло и радушно. Командиры предупредили что если ненароком попадём в ту или иную юрту, то не должны от­казываться от угощения, иначе мы оскорбим хозяев, а то и схло­почем по шее. А жизнь в Тамцак-Булаке шла своим чередом. Насколько хватало взора, раскинулась по­лупустыня Гоби. Не заметишь окрест ни селения, ни деревца. Лишь изредка на низкорослом коне проскачет монгольский цирик (так здесь назывались солдаты), и все. Ранней весной, после мизерных осадков, полу­пустыня покрывалась зеленью, была усыпана цветами. Затем почти год палил зной, и все вы­горало. Почва - песок, впере­межку с камнями. Попал я вместе с двумя од­ногодками нас называли сала­жатами) в отделение телефони­стов к пожилым, годящимся нам в отцы, фронтовикам. Тогда ещё и в помине не было разъедаю­щей и ослабляющей воинский организм дедовщины. Все были равны. За одним столом из од­ной чашки хлебали щи. А днём отправлялись подальше от ме­ста расположения на занятия. "Старички" садились в кружок, смолили одну за другой сигаре­ты. Нам же вручали наставления по телефонной связи. Присово­купляя, что они им теперь не нужны, а нам же пригодятся. Так текло время. А вскоре всех подняли по тревоге, и мы двинулись к границе с Маньчжу­рией. И сейчас с содроганием вспоминаю, сколько мытарств мы перенесли. Шагали по полу­пустыне, под па­лящим зноем, ослепляющим солнцем. Испы­тывали жажду. Воду возили в автоцистернах, солоноватую, тёплую. Её не хватало. Был свидетелем того, как некото­рые бойцы за кружку холод­ной, чистой воды отдавали дорогие вещи. От солнечных ударов падал то один, то другой солдат. Наконец-то подошли к озеру. Если не запамятовал название Буйр-Нуур. Здесь-то мы напились вволю. Водоём кишел рыбой. Но нам строжайше запретили её ловить. По местным поверьям, рыба и корова считались свя­щенными. Немало трудностей при­шлось пережить всем при пере­ходе хребтов Малого и Большо­го Хингана, шириной в 300 кило­метров. Двойной, а то и тройной тягой вытягивали танки наверх. Лопались от напряжения сталь­ные, толщиной в руку, тросы. Срывались в пропасть машины, гибли экипажи. А на равнине поджидала другая беда. Из-за болотистой местности невоз­можно стало идти танкам. Они передвигались по железнодо­рожной насыпи, шпалам, но все же шли вперед. Конечно, война с Японией не отличалась такой длительнос­тью и ожесточённостью, как вой­на с фашистской Германией. Но не надо сбрасывать со счетов и то, что нам противостояла мил­лионная, хорошо обученная Квантунская армия. За какие-то полтора месяца наши войска потеряли только убитыми 80000 человек. Хорошо помню первый бой. По выходу с гор нам оказал бешеное сопротивление японский артиллерийский полк. У нас же нарушилась связь. Командир отделения приказал мне вос­становить её. Закинув за плечи полкатушки телефонного кабе­ля, я двинулся искать порыв. Творилось что-то невообрази­мое. Рвались снаряды, рассекая воздух, со свистом проносились осколки. Признаюсь, я вначале струсил. Казалось, что каждый осколок вот-вот попадёт в меня, а там конец. Страстно хотелось разыскать в земле хоть какую- то щель, спрятать в неё голову, обмануть смерть. А как же связь, приказ? За его невыполнение на фронте не жаловали, судили во­енным трибуналом, отправляли в штрафные роты, а то и расстре­ливали. Но главное - это позор. Не только самому, но и всей род­не. Пересилил себя, побежал дальше. Наткнулся на перере­занный осколком снаряда теле­фонный кабель, очистил зубами концы, заизолировал изолен­той, подключился к линии и до­ложил сержанту, что связь вос­становлена. "Что, небось, сдрейфил и чуть в штаны не наложил, - ехидно за­метил он. - И для меня первый бой был самым трудным, ты же выдержал экзамен, молодец". Наша батарея двигалась вперёд. Было немало и других эпизодов. Сейчас с горестью вспоминаю такой случай. Как-то после боя с другом наткну­лись на тяжелоране­ного японского офи­цера. В то время мы носили брезентовые ремни. Друг же мой польстился на доб­рый офицерский ко­жаный ремень. Не­ смотря на мои угово­ры, он наклонился к раненному врагу, и тот сумел собраться с силами, кинжалом пронзил сердце дру­га, а себе сделал харакири (крест-на­крест вспорол себе живот). То был смер­тник. Их было много в Квантунской армии, и они были опасны. Обвязав­шись гранатами падали под гусеницы наших танков, а то и, обе­зумев, кидались на них с кинжалами. Ещё в моей памяти сохрани­лось, как мы отстояли от наско­ков бандитов автомашину с оружием, боеприпасами, батарей­ным имуществом, когда она сло­малась в пути. В г. Шеньян был (бывшем Мукдене) мы освободили лагерь американских военноп­ленных, в том числе одного ге­нерала. Встреча с ними была бурной. Американцы окружилинас, хлопали по плечам, начался обмен сувенирами. Свой боевой путь мы закончили на берегу Тихого океана в городе Порт-Артуре (ныне г. Люйшунь). Он имел вместитель­ную, окружённую сопками гавань и являлся стоянкой русского флота. Именно здесь, недалеко от моря, подорвался на мине броненосец "Петропавловск", на котором погибли отважный ад­мирал и ученый Макаров, знаме­нитый художник-баталист Вере­щагин. Русские солдаты и матросы отстаивали г. Порт-Артур, обильно полили они своей кровью близлежащие сопки. Многие из них нашли вечный покой на русском военном кладби­ще. Мне удалось побывать на нем. Японцы не осквернили ни один памятник, ни одно надгро­бие, не вынуто ни одного кирпи­ча из стен. Все осталось в цело­сти и сохранности. Японцы це­нили не только свою воинскую доблесть, но и доблесть своих врагов. После войны я в течение ше­сти с половиной лет служил в го­родах Порт-Артуре, затем Цзинчжоу. Демобилизовался в 1951 году. И хотя уже не одно десяти­летие прошло с тех пор, воспо­минания обо всем пережитом живут в моей памяти.